Она немного постояла на центральной площадке и стала подниматься выше. Наверху, у входа в коридор, который вел к ее комнате, собрались служанки. Все поклонились Матери-Исповеднице. Она подумала, как это, должно быть, нелепо выглядит, когда три десятка нарядных, аккуратно причесанных, чистеньких служанок кланяются женщине в грязной одежде из шкур, несущей лук и тяжелый мешок. Значит, о ее возвращении уже стало известно всем.

– Благодарю вас, дети мои! – сказала Кэлен.

Они расступились, пропуская ее. И тут начались вопросы: «Не желает ли Мать-Исповедница принять ванну?» «Не желает ли сделать массаж?» «Не желает ли сделать прическу?» «Не желает ли принять посетителей?» «Не пожелает ли выслушать советников», «написать несколько писем», и все в таком же роде.

Кэлен обратилась к домоправительнице:

– Бернадетта, я хотела бы помыться с дороги. Больше ничего не нужно.

Две служанки тут же бросились исполнять ее пожелание. Домоправительница Бернадетта посмотрела на наряд Кэлен.

– Не желает ли Мать-Исповедница почистить или починить что-нибудь из своей одежды?

Кэлен вспомнила про голубое платье, которое лежало в мешке.

– Кажется, кое-что действительно надо почистить. – Она вспомнила о том, что почти вся ее одежда перепачкана в крови во время недавних сражений, и добавила: – По-моему, многие вещи также нуждаются в стирке.

– Хорошо, Мать-Исповедница. Не приготовить ли белое платье для сегодняшнего вечера, Мать-Исповедница?

– Для вечера?!

Домоправительница Бернадетта покраснела.

– Курьеры уже посланы в Королевский Ряд, Мать-Исповедница. Все хотят поздравить Мать-Исповедницу с возвращением.

Кэлен застонала. Она смертельно устала, и ей вовсе не хотелось устраивать прием, говорить гостям светские любезности, а также выслушивать прошения о предоставлении определенных сумм. Причем просители клялись, что они не ищут особой выгоды, но лишь хотят как-то выкарабкаться из неприятного положения, в котором они оказались волею обстоятельств.

Домоправительница посмотрела на нее с укоризной, как это бывало, когда Кэлен была маленькой. Бернадетта словно хотела сказать: «У тебя есть обязанности, я надеюсь, ты отнесешься к ним, как подобает при твоем звании».

На самом же деле она сказала:

– Все с нетерпением ожидали возвращения Матери-Исповедницы и будут счастливы видеть ее в добром здравии.

Кэлен позволила себе усомниться в этом. Очевидно, домоправительница имела в виду другое: Кэлен следует дать всем понять, что Мать-Исповедница жива и на своем месте. Она вздохнула.

– Разумеется, Бернадетта. Спасибо, что напомнила мне о любви ко мне людей и о том, что они беспокоятся обо мне.

Домоправительница улыбнулась и склонила голову.

– Да, Мать-Исповедница.

Когда остальные служанки разошлись, Кэлен тихо сказала:

– Я помню то время, когда ты могла бы шлепнуть меня, чтобы напомнить мне о моих обязанностях.

Домоправительница снова улыбнулась:

– Ну, теперь об этом не может быть и речи, Мать-Исповедница. – Она стряхнула какую-то соринку с рукава. – Мать-Исповедница, а не вернулись ли вместе с тобой домой и другие Исповедницы?

– Я сожалею, Бернадетта, я думала, ты знаешь. Все они погибли. Я – последняя Исповедница.

Глаза домоправительницы наполнились слезами. Она прошептала:

– Да пребудут с ними добрые духи.

– Что это теперь изменит? – с горькой насмешкой сказала Кэлен. – Почему они не позаботились о Денни, когда ее захватил квод?

В покоях Кэлен во всех комнатах горел огонь в каминах. Она знала, что так было и до ее возвращения. Зимой в покоях Матери-Исповедницы всегда поддерживался огонь на случай ее неожиданного возвращения. На столе – серебряный поднос, свежий хлеб, чайник и миска горячего пряного супа. Хозяйка Сандерхолт не забыла, что это любимый суп Кэлен. Кэлен снова вспомнила, как они когда-то готовили такой суп с Ричардом.

Оставив свой мешок на полу, она пошла в спальню. Она стояла и смотрела на огромную деревянную кровать и думала о том, что должна была бы прийти в эту спальню вместе с Ричардом. Ко дню возвращения в Эйдиндрил они уже были бы мужем и женой. Она обещала Ричарду это брачное ложе. С какой радостью они тогда говорили об этом! Слеза скатилась по ее щеке. Она тяжело вздохнула. Слишком больно вспоминать это.

Кэлен вышла на балкон. Она стояла на холодном ветру, вцепившись дрожащими руками в перила, и смотрела на замок Волшебника, сверкавший в последних лучах заходящего солнца.

– Зедд, где ты? – прошептала Кэлен. – Ты мне очень нужен.

Он проснулся от того, что ударился головой в стену. Он сел, протирая глаза. Напротив сидела какая-то старушка. Они вроде бы в каком-то экипаже. Старушка смотрела вроде бы на него, но, к его изумлению, глаза у нее были совершенно белые.

– Кто ты? – спросил он.

– Кем быть ты? – переспросила она.

– Я первый спросил.

– Я… – Она запахнула плащ, прикрыв свое нарядное зеленое платье. – Я не знать, кем быть я. А ты быть кем?

– Я… я… – Он только вздохнул. – Боюсь, что и я не знаю, кто я. А ты меня, случайно, не узнаешь?

– Не знаю. Слепая. Не вижу, какой ты из себя.

– Слепая? Ох, прошу прощения.

Он потер ушибленное место. Оглядев самого себя, он увидел, что на нем красивая бордовая мантия, расшитая серебристой парчей. «Ну что ж, по крайней мере я, кажется, богатый», – подумал он.

Подобрав с пола черную трость, украшенную серебром, он принялся стучать в крышу в том месте, где, по его расчетам, должен был сидеть возница. Старушка испуганно вздрогнула.

– Что за шум?

– Извини. Я хочу привлечь внимание возницы, – ответил он.

Возница, очевидно, услышал. Экипаж остановился, дверь открылась, и он увидел здорового детину с обветренным лицом в длиннополом плаще. Сжав в руке трость, человек в бордовой мантии спросил:

– Кто ты такой?

– Я-то? Большой дурак, – проворчал возница. Он усмехнулся. – А звать меня Аэрн.

– Слушай, Аэрн, что ты делаешь с нами? Ты что, похитил нас, чтобы получить выкуп?

Возница засмеялся:

– Вот уж не сказал бы.

– Что все это значит? Сколько мы проспали? И кто мы такие?

Аэрн поднял глаза к небу:

– О духи! И чего я влез в это дело? – Он вздохнул. – Вы оба спали со вчерашнего вечера. Вы проспали всю ночь и еще сегодня – весь день. Тебя зовут Рубен. Рубен Рыбник.

– Рубен? – переспросил пассажир. – Красивое имя.

– А я кто? – спросила старушка.

– Ты – Эльда Рыбник.

– Тоже Рыбник? – спросил Рубен. – Мы что, родственники?

– И да, и нет, – ответил Аэрн. – Вы – муж и жена.

– По-моему, тут нужны объяснения, – заметил Рубен.

Возница вздохнул:

– Ну, это не ваши настоящие имена. Вы вчера сказали мне, что сейчас я не должен пока называть вам ваши настоящие имена.

– Ты нас похитил? – воскликнул Рубен. – Должно быть, ты нас оглушил или опоил чем-нибудь?

– Только успокойся, и я все объясню, – сказал возница.

– Так объясни, пока я не огрел тебя тростью!

– Да ладно, – протянул Аэрн. – И что я с вами связался? – повторил он и сам же себе ответил: – Из-за золота, ясное дело.

Возница сел рядом с Рубеном и закрыл дверь, чтобы внутрь экипажа не летел снег.

– Ну, давай рассказывай, – велел Рубен.

– Ну так слушай, – начал Аэрн. – Вы оба с ней были больны. Вы заставили меня отвезти вас к трем женщинам. – Он понизил голос. – К трем колдуньям.

– К колдуньям? – взвизгнул Рубен. – Немудрено, что мы забыли, кто мы такие. Ты отвез нас к ведьмам, чтобы они околдовали нас!

Аэрн положил ему руку на плечо.

– Да успокойся. Слушай дальше. Ты – волшебник. – Рубен уставился на возницу, открыв рот. Аэрн повернулся к Эльде. – А ты колдунья.

– Ну нет, – замахал рукой Рубен, – не то я превратил бы тебя в жабу.

Аэрн покачал головой:

– Вы оба лишились своей силы.

– Что же, по крайней мере я был могущественный волшебник?

– У тебя хватило силы коснуться своими проклятыми руками моей глупой башки и вбить в нее, что я должен помочь тебе. Ты говорил, что волшебникам иногда приходится прибегать к помощи простых смертных, когда дело того требует. Ты еще сказал что-то про «бремя волшебников». Ты говорил мне, что я обязан тебе помочь, что ты пробуждаешь «доброе начало» в моей душе. Все эти разговоры и еще такое количество золота, какого я в жизни не видел, и заставили меня впутаться в это дело. Мне бы держаться подальше от колдунов и колдовства.