– Тысяча, – тихо сказала Кэлен, повернувшись к охотникам, которые догнали ее и стояли за спиной. – Так звучит слово, которого вы не знаете. Здесь не меньше пяти тысяч человек.

Приндин осторожно потыкал тупым концом копья в снег.

– Я не знал, что есть слово для такого большого количества людей. Когда вернется тепло, здесь будет плохое место, – добавил он шепотом.

– Здесь и сейчас плохое место, – буркнул его брат на родном языке.

Кэлен понимала, что перед ними – лишь малая часть всех жертв. Оборонительная тактика горожан была ей хорошо знакома. На крепостные стены им полагаться уже не приходилось, эти времена отошли в прошлое. С образованием союза Срединных Земель город начал стремительно расти, и прежние мощные фортификации в конце концов были снесены, а вместо них построены нынешние, далеко не такие надежные. Они служили скорее символом процветания города, чем защитой от нападения.

В случае военных действий ворота наглухо закрывались, а отборные войска, из которых состоял гарнизон столицы, давали противнику бой под стенами города, не позволяя ему приблизиться и начать осаду по всем правилам. Истинной защитой Эбиниссии служили окружающие долину горы: защитники знали там каждый камень, каждую тропу, а нападающие в тесноте скал не имели возможности развернуть войска и нанести мощный удар.

Армия Д’Хары два месяца пыталась взять Эбиниссию, но безуспешно. Защитники города атаковали врага в узких расщелинах, устраивали засады и не позволяли нападающим расслабиться ни на минуту. В конце концов изрядно потрепанная армия Д’Хары убралась восвояси – зализывать раны и подыскивать более покладистую добычу. Однако и гарнизон Эбиниссии понес серьезные потери. Будь Даркен Рал меньше занят поисками шкатулок, он, вероятно, прислал бы в помощь осаждающим резервы, чтобы подавить численностью внешнее кольцо обороны. Даркен Рал этого не сделал, но сейчас кто-то поступил именно так.

Обезглавленные трупы принадлежали тем, кто защищал город снаружи. Прижатые к стенам, одни были убиты, а другие – взяты в плен и казнены: вероятно, для того, чтобы посеять ужас в сердцах тех, кто оставался в городе. Несомненно, это произошло до того, как была пробита стена. Кэлен знала, что в городе ее ждет гораздо более страшное зрелище. Замерзшие женщины в горах не оставляли в этом никаких сомнений.

Лицо ее вновь превратилось в ничего не выражающую маску Исповедницы.

– Приндин, Тоссидин, вы еще раз обойдете город снаружи. Я хочу знать все о том, что случилось. Я хочу знать, когда это произошло, я хочу знать, откуда пришли нападавшие и куда ушли, когда все закончилось. Мы с Чандаленом войдем в город. Встречаемся здесь же, на этом месте.

Братья кивнули и пошли вдоль стен, на ходу переговариваясь и указывая друг другу на следы, понятные только им. Кэлен вошла в пролом. Под ногами хрустела щебенка. Чандален шел следом, положив стрелу на тетиву лука.

Ни один из охотников не пытался оспорить ее указания. Они были потрясены размерами города, ошеломлены тем, что здесь случилось, и поражены выдержкой Матери-Исповедницы.

Чандален не смотрел на трупы, валяющиеся повсюду; его внимание было целиком сосредоточено на распахнутых окнах и узеньких улочках между глинобитными домами, принадлежащими крестьянам и пастухам с близлежащих полей. На снегу не было ни единого свежего отпечатка. Никаких признаков жизни.

Кэлен выбирала дорогу, а Чандален держался чуть сзади, на расстоянии полушага. Она не останавливалась осмотреть трупы. Все люди погибли одной смертью: были убиты в бою.

– Они проиграли, потому что врагов было много, – тихо сказал у нее за спиной Чандален. – Много, как ты говоришь, тысяч. Защитники были обречены.

– Почему ты так думаешь?

– Они все лежат между домами. Там неудобно драться, но, когда врагов много, это единственный способ: в этих проходах они не могут навалиться все сразу. Они мешали бы друг другу, а копья их были бы бесполезны. Когда враг превосходит тебя численностью, остается только не давать ему развернуться и постоянно нападать со всех сторон, чтобы он не знал, откуда ждать следующего удара. Именно так и поступили защитники. Они понимали, что нельзя делать то, чего ждет от тебя враг. Кроме того, я вижу здесь не только солдат, но и стариков, и детей. А старики и дети не станут драться вместе с Чандаленом, пока не увидят, что дело плохо и я окружен многими врагами. Для воина победить врага в одиночку – высочайшая доблесть. Дети и старики не станут унижать его помощью, если врагов не слишком много.

Кэлен понимала, что Чандален прав. Каждый видел, что произошло под стенами города. Люди знали, что поражение означает смерть.

Но они полегли, словно трава под ветром. Когда Кэлен и Чандален добрались до того места, где когда-то стояли древние стены, трупов стало еще больше. Видимо, здесь, на возвышенности, защитники города вступили в последнюю, решающую схватку, но удача отвернулась от них. Они проиграли.

Среди убитых не было ни одного чужого, только эбиниссцы. Кэлен знала, что многие народы верят, что, оставив убитых на поле боя, они лишат себя удачи в будущих битвах и обрекут души погибших на возмездие со стороны побежденных. Впрочем, это касалось только удачных сражений. Если битва проиграна, погибших как раз следует оставить, и тогда все будет наоборот. Поскольку нападающие, несомненно, унесли своих мертвецов с собой, круг подозреваемых резко сужался. Народов, разделяющих это поверье, было не так уж много, и первым в этом списке стояло одно хорошо знакомое Кэлен государство.

Обогнув опрокинутую повозку и груду рассыпанных дров, Чандален изумленно уставился на вывеску с изображением зеленой ветки и ступки с пестиком. Прикрыв ладонью глаза от солнца, он вгляделся в темный провал разбитого окна:

– Что это?

– Лавка травника, – ответила Кэлен, проходя вслед за ним в черный дверной проем. Сорванная с петель дверь валялась поодаль. Под ногами хрустели осколки стекла и засушенные растения, превратившиеся теперь в бесполезную кашу. Уцелели всего две баночки с какими-то мазями, все остальные были разбиты. – Люди приходили сюда за целебными травами и другими лекарствами.

Стенной шкаф в углу состоял из сотен маленьких выдвижных ящичков, ручки которых потемнели от бесчисленных прикосновений. В основном все они были выпотрошены; их содержимое валялось на полу, раздавленное тяжелыми сапогами, но некоторые ящички уцелели. Чандален присел на корточки и принялся поочередно выдвигать их. Он с интересом смотрел, что там внутри, а потом аккуратно задвигал на прежнее место.

– Ниссел была бы… Как это по-вашему? «Расстроена»?

– Расстроена, – подтвердила Кэлен.

– Да, расстроена тем, что так много целебных растений погибло. Это преступление – уничтожать то, что может помочь людям.

Кэлен смотрела, как он выдвигает и задвигает ящички.

– Преступление, – безучастно согласилась она.

Чандален выдвинул очередной ящичек и замер. Несколько мгновений он смотрел на него, не веря своим глазам, а потом осторожно вынул пучок крошечных листьев, перевязанных ниткой. Листья были темно-зеленые с малиновыми прожилками.

– Квессин-доу, – прошептал он, удивленно присвистнув.

Глаза Кэлен уже привыкли к полумраку, и она внимательно осмотрелась. В лавке не было трупов. Возможно, хозяину удалось улизнуть, но скорее всего он погиб, сражаясь на улицах города.

– Что такое квессин-доу?

– Лекарство, – завороженно глядя на листья, ответил Чандален. – Квессин-доу может спасти тебя, когда по ошибке проглотишь десятишаговый яд. А если действовать быстро, то можно выжить, даже когда ты ранен отравленной стрелой.

– Как можно проглотить его по ошибке?

– Этот яд делается из пережеванных листьев банду. Их надо жевать очень долго, пока они не превратятся в пасту. При этом можно случайно проглотить немного, а если делать яд часто, то все равно заболеешь. – Чандален развязал кожаный мешочек, висевший у него на поясе, и достал небольшую коробочку, плотно закрытую крышкой. Внутри была темная масса. – Это десятишаговый яд, которым мы смазываем свои стрелы. Если проглотить его совсем чуть-чуть, то сильно заболеешь. Если побольше, будешь болеть долго, а потом умрешь. Ну а тот, кто по неосторожности проглотил слишком много, умирает сразу. – Чандален спрятал коробочку обратно в мешочек.