– Значит, квессин-доу может спасти человека? – Чандален кивнул. – Ну а если ты ранен десятишаговой стрелой? Разве ты успеешь принять противоядие?

– Когда как. Иногда можно просто случайно поцарапаться своей же стрелой, и тогда, конечно же, успеешь съесть квессин-доу. Раньше наши охотники всегда носили с собой несколько листьев. Но даже если ты ранен врагом, еще не все потеряно. Десятишаговая стрела хороша, когда попадает в шею. Тут уже ничего не поможет. Но если стрела попала в ногу, яд действует медленнее. А еще бывает, что на стреле яда меньше, чем надо, например, если ее слишком часто использовали. Тогда он действует еще медленнее. В старину перед схваткой наши воины специально ели квессин-доу, и стрелы врагов были им нипочем. – Чандален печально покачал головой. – Беда только в том, что эти растения – большая редкость. Когда в последний раз мы покупали точно такой же пучок, каждому охотнику, чтобы расплатиться, пришлось сделать по три лука и два раза по пять стрел, а женщинам – очень много посуды. Но те листья давно уже кончились, а люди, которые нам их продали, не могут найти новых. Листья просто исчезли. Два человека умерли от яда с тех пор. Если бы кто-нибудь принес в наше племя такой пучок, мы бы щедро ему заплатили…

Кэлен смотрела, как он почтительно кладет листья на прежнее место.

– Возьми их, Чандален. Отдай своему народу. Здесь они уже никому не помогут.

Он медленно задвинул ящичек в шкаф.

– Я не могу. Нехорошо брать чужое, даже если этот человек умер. Они не принадлежат моему племени. Они принадлежат тем, кто жил здесь.

Кэлен присела рядом, открыла ящичек и подняла с пола маленькую тряпицу. Завернув в нее листья, она протянула сверток Чандалену:

– Возьми. Я знаю жителей этого города и расплачусь с ними за то, что взяла. А поскольку я собираюсь расплатиться, сейчас они принадлежат мне. Возьми. Я дарю их твоему племени за те неприятности, которые я вам причинила.

Чандален озабоченно посмотрел на сверток.

– Для подарка это слишком ценная вещь. Делая такой подарок, ты налагаешь обязательства на мое племя.

– Тогда считай это платой за то, что вы с Приндином и Тоссидином охраняете меня в пути. Вы рискуете жизнью, но больше мне нечем вам заплатить. У вашего племени нет передо мной никаких обязательств.

Нахмурившись, Чандален некоторое время размышлял, потом взял сверток и, подбросив его на ладони, положил в мешок. Затянув мешок сыромятным ремнем, он встал.

– Ты заплатила нам за то, что мы проводим тебя в Эйдиндрил, и кроме этого, мы тебе ничего не должны.

– Ничего, – кивнула Кэлен.

Они снова пошли по молчащим улицам, мимо высоких домов, мимо лавок и постоялых дворов. Каждая дверь была взломана, каждое окно – разбито. Осколки стекла, словно застывшие слезы, сверкали на солнце. Орды захватчиков прошли сквозь каждое здание, сметая на пути все живое.

– Как удавалось такому количеству людей жить в одном месте и не голодать? Им не хватило бы ни дичи в горах, ни полей для посевов.

Кэлен постаралась взглянуть на город глазами Чандалена. Конечно, для него это загадка.

– Горожанам вовсе не обязательно всем охотиться или работать на полях. У каждого есть свое ремесло.

– У каждого? Как это?

– Это значит, что каждый занимается чем-то одним. А то, чего не может сделать сам, он покупает за золото или серебро.

– А где он берет это золото и серебро?

– Ему дают те, кто покупает у него вещи, которые он производит.

– А у них откуда оно берется?

– Они тоже умеют делать какие-то вещи, и за них им тоже платят.

Чандален скептически усмехнулся:

– А почему они не меняются? Это же гораздо проще.

– Ну, по сути, это и есть обмен. Допустим, мне нужен твой лук, но у меня нет ничего, что нужно тебе. Я даю вместо этого деньги – такие кружочки из золота и серебра, а ты покупаешь на них то, что тебе необходимо.

– Деньги, – повторил Чандален, словно пробуя новое слово на вкус, и недоверчиво покачал головой. – Зачем же тогда людям работать? Почему бы им просто не пойти и не взять себе столько этих самых денег, сколько им нужно?

– Некоторые так и делают. Они добывают золото и серебро. Но это очень тяжелый труд. Золото трудно найти, и его надо выкапывать из-под земли. Именно потому, что золото – редкость, из него делают деньги. Если бы его было так же легко отыскать, как овес или песок, никто не стал бы на него меняться. Деньги потеряли бы цену, наша система обмена бы рухнула, и люди начали голодать.

Чандален нахмурился и остановился.

– А как выглядит это золото и серебро, о которых ты говоришь?

Кэлен не остановилась вместе с ним, и ему пришлось ускорить шаги, чтобы ее догнать.

– Золото… Помнишь медальон, который вождь бантаков отдал Племени Тины в знак мира? Вот он сделан из золота. – Чандален кивнул и понимающе хмыкнул. – Кстати, – на этот раз остановилась уже Кэлен. – Ты случайно не знаешь, откуда у бантаков столько золота?

– Еще бы! – отозвался Чандален, разглядывая черепичные крыши домов. – Это мы им даем.

– Что?! – воскликнула Кэлен и, схватив его за руку, развернула к себе. – Что значит «мы им даем»?

Чандален вздрогнул. Он не любил, когда ее рука – рука Исповедницы – касалась его. Если она вздумает освободить свою силу, его не спасет даже стальная броня, не то что тонкая волчья шкура. Кэлен убрала руку, и он вздохнул с явным облегчением.

– Чандален, а где Племя Тины берет столько золота?

Он посмотрел на нее, как на ребенка, который спросил, откуда берется грязь.

– Из ям, конечно. На севере наших владений, где земля каменистая и сухая, есть глубокие ямы. Там и лежит золото. Это плохое место. Воздух горячий и нездоровый. Если долго сидеть в этих ямах, умрешь. Золото лежит глубоко, на самом дне. Желтый металл. Слишком мягкий, чтобы делать из него оружие, поэтому нам он не нужен. – Чандален подтвердил свои слова пренебрежительным взмахом руки. – Но бантаки говорят, что духам их предков нравится смотреть на желтый металл, и поэтому мы разрешаем им приходить туда и лезть в ямы, чтобы они могли угодить своим духам, когда те приходят в наш мир.

– Чандален, а другие племена знают об этих ямах?

Он пожал плечами:

– Мы не пускаем к себе чужаков. И потом, я же говорю, для оружия этот металл слишком мягкий. Кому он нужен? Правда, бантакам он нравится, и они дают нам хорошие вещи за то, что мы разрешаем им его брать. Но даже они много не берут, потому что это очень плохое место. Никто не полезет туда по доброй воле, кроме бантаков, которым надо умилостивить своих предков.

Как ему объяснить, если он понятия не имеет об устройстве внешнего мира?

– Чандален, вы никогда не должны использовать это золото. – На лице его отразилось естественное непонимание человека, который уже объяснил, что это золото никому, кроме бантаков, не нужно. – Ты можешь думать, что оно бесполезно, но другие люди готовы убивать, чтобы завладеть им. Если кто-нибудь узнает, что на вашей земле есть золото, он сделает все, чтобы отнять его. Жажда золота лишает людей разума. Все люди Тины будут убиты.

Чандален выпрямился и гордо ударил себя в грудь.

– Я и мои воины защитим наше племя! Мы прогоним любых чужаков.

Кэлен обвела рукой сотни и сотни трупов, лежащих вокруг:

– А если их будет много? Если их будут тысячи? – Чандален плохо представлял себе количество людей, населяющих Срединные Земли. – Они не остановятся, пока не сметут вас.

Чандален проследил взглядом за ее рукой и нахмурился. Его самоуверенность улетучилась.

– Духи предков предупреждали нас, что нельзя никому говорить о ямах с нездоровым воздухом. Мы позволяем приходить туда только бантакам, и никому больше.

– Смотрите не забывайте об этом, – сказала Кэлен, – иначе многим захочется его отнять.

– Плохо брать то, что тебе не принадлежит, – назидательно произнес Чандален, и Кэлен сокрушенно вздохнула. – Если я сделаю лук для обмена, все будут знать, что это моя работа, потому что это будет очень хороший лук. Если кто-нибудь отнимет его, каждый поймет, где он его взял. Вора поймают и заставят вернуть мне лук. А деньги? Разве можно определить, кому они принадлежали раньше?